Толга

Замерзшая, я б грелась у костра,
Тут зов в ночи: «Иди сюда, сестра…»
В своем стремленье Таня не тверда,
Коль мнится эта ей белиберда,

А дальше даже более того:
«Придется выйти замуж за него.
И пусть навек останутся во мне
Мечты о монастырской тишине!

Падем перед женою на колени,
Она оценит наши устремленья,
Должна ж, в конце концов, жена и мать
Чужие чувства тоже понимать!

Конечно, мужа окружу заботой,
Порой лишь загрущу. Он: «Что ты, что ты?!»
Потом глаза опустит, понимая,
Что в вышине душа моя витает…»

Не плачет Таня — новая заря
Встает в душе. (Мы знаем, что зазря.)
И новый идеал воздвигнут снова,
Иллюзий старых рухнули основы.

Тут мой герой подергал ручку двери:
«Давай, Танюша, выходи скорее,
Давно ведь время завтракать уже,
Вот тут буфетик есть, на этаже».

13

Пошли гулять, сначала — взгляд на реку.
Хоть там она и менее версты,
Но это — Волга, испокон, от веку…
От осознанья замираешь ты…

Татьяна грустная смотрела через Волгу
И думала: «Там монастырь, там Толга…
Мне не попасть теперь уже туда.
Река — предел. Финита, господа…»

Потом пошли они к Илье Пророку —
Храм изнутри расписан, млеет око.
У выхода — ужасные страданья,
Что ждут нас за грехи и злодеянья.

У Ризоположенского придела
Сергей Татьяне объяснил, в чем дело:
Над ризами Христа с тех давних пор
Специально этот возведен шатер.

Священной ткани «красновата часть»
По малому кусочку разошлась.
Но вскоре патриарх Иоаким
Растаскивать святыню запретил.

Илью Пророка «Северный рабочий»
Просил снести, мол, всем мешает очень.
Но все ж спасли, хоть было нелегко.
Построили в нем маятник Фуко.

Так целый день, туристский трудный быт:
«Гляди туда!» Она туда глядит.
И лишь минутами моя грустила Таня.
Обедали, понятно, в ресторане.

Конечно, были к вечеру без ног,
Упали вместе, и — на правый бок.
Вот до чего они у нас устали!
Сергей стал засыпать скорее Тани…

Глаза закрыл, и тут же лес кругом.
Жена гуляет по лесу с ведром,
Ведро взяла зачем-то, не корзину.
В ведре уже грибов наполовину.

Он заглянул в ведро, а там — поганки.
«Ты ради этого собралась спозаранку?»
«А мне теперь других грибов не надо.
Я те люблю, в которых больше яда».

«Ты знаешь, что со мной случилось, мама?» —
Хотел сказать, а под ногами — яма…
Всем телом дернулся, «Ты что?» — спросила Таня.
«Молчи, молчи, — шепнул. — Я засыпаю…»

И снова лес. Зовет, а слышит эхо…
«Сережа, я должна туда поехать!»
«А, это — Таня. Ну, потом, потом…»
И тут уже уснул глубоким сном.

14

Вот в монастырь над Волгою рекой
Сергей привез Татьяну, а на кой?
А просто Таня жаждала совета
В обмен на свой рассказ про то и это…

Блуждала взором, вглядывалась в лица,
Кого, старушку выбрать иль девицу?
Ей приглянулось юное созданье,
Чуть хроменькое, в темном одеянье.

«Передо мной раскрыть желает душу?
А может быть, нельзя ее мне слушать?
Однако все же это развлеченье…
У матушки спрошу я разрешенья».

Не сведуща Татьяна и глупа —
Для исповеди надо бы попа.
А девушка хоть в черненьком платочке,
Но все равно лазоревый цветочек!

Сидела, опустивши очи долу,
Понять пыталась, что мадам молола.
Так дьякон чеховский не принимал дуэли.
«Чего ей не хватало, в самом деле?!

Пускай, случались трудные года,
Но хлеб и масло кушали всегда!
И муж ведь был, и выпивал несильно,
И дочери здоровые, красивые,

И легкая работа — просто рай!
Нет, ей чего другого подавай!
Сначала с воли просится в тюрьму,
Потом — назад оглобли… Не пойму!

Чего хотела эта людоедка?
Тут мясо не дают, а рыбу — редко.
Порой и послушанье выпадает,
Что только вера в Господа спасает!»

(Так думала послушница моя,
И стало очень грустно мне, друзья…
Когда б из той деревни, где жила,
Был путь другой, она бы им пошла!)

И девушка вот так сказала Тане:
«Я вам сочувствую, и я вас понимаю.
Как возвратитесь, то идите в храм,
И батюшка велит, что делать вам.

У мужа и детей просить прощенья
Вам можно сразу, и без повеленья,
Примите, мол! И никаких деталей.
А как потом, вас батюшка наставит».

«Как верно! Вот Божественная сила!» —
В ответ Татьяна тихо говорила
И норовила, сто рублей достав,
Облобызать сатиновый рукав.

15

С Татьяной ясно. Ну, а где Сережа?
На травке он, на мир взирает лежа.
И волжские оглядывает дали,
Задрав штаны и расстегнув сандалии.

Сначала он, как истинный любитель,
Обозревал древнейшую обитель.
Ходил и щелкал фотоаппаратом,
Потом он аппарат в футляр запрятал.

Все осмотрел и, выйдя из ворот,
Увидел монастырский огород.
Сам праздный среди общего труда,
Сережа устыдился, как всегда.

Вошел обратно, постоял мечтая:
«Ведь семь веков здесь жизнь течет святая!
Сначала, вот, икону обрели,
И слух пошел во все концы земли:

Как Трифон по чудесному мосту
На эту сторону прошел, потом на ту.
Шел с посохом, вернулся — без него.
А утром — ни мосточка, ничего!

Пришлось за палкой плыть на плоскодонке.
И видят: рядом с посохом — иконка.
С тех пор, с того таинственного года,
Здесь место поклонения народа.

И древнее предание гласит,
Что в Ярославле правил князь Давид,
А на московском троне, от татар,
Был Первый из Иванов — Калита.

Добавить комментарий