А так, каждое лето на даче, сначала с обоими, потом внук подрос, только с внучкой. Всего, ко- нечно, заранее накуплю. Я им так и говорила перед отъездом, что вам ни о чем думать не нужно, я все приготовила. Они как будто не слышат меня, сами покупают (или, в то время, достают). Потом каждую неделю везут. Я им говорю, довольно резко, чтобы поняли: «Зачем вы это понавезли? Куда я это дену? Все протухнет!» Сын меня отодвинет, запихнет продукты в холодильник, вот видишь, говорит, мама, все влезло. Делает вид, что не понимает. Ведь я из деликатности так резко говорила, ведь я не хочу никого утруждать. А этот разместил в холодильнике и говорит: «Вот видишь…» Он у меня глуповат слегка. Я даже стихи про него написала. Там есть такие строки: «Не сразу видишь так, кто — умный, кто — дурак». Читала ему несколько раз, а он не понимает, что про него. Я ж говорю…
Теперь я им не нужна, и они, чтобы не заботиться обо мне, создали мне ореол злодейки. Даже правнука подучили. Летом на даче недолго был правнук, сын мой его взял во время отпуска. Три с половиной года ребенку, соображает уже. Я его подозвала и спрашиваю: «Я — плохая?» Он говорит: «Пляхая». «Тебя кто, папа научил?» Он отвечает: «Папа». Я как оттолкну его от себя, он аж отлетел на крыльцо и на крыльце шлепнулся. Я сразу сообразила, что не так спросила, ведь подучил-то мальчишку сын, а он ему не папа, а дедушка, но это мелочи. Главное, что они обо мне все плохое говорят. Возможно, сын видел, как мальчишка спиной вперед вылетел на крыльцо. Даже поволновалась немного, не затеял бы скандала. А он пришел и говорит: «Мам, посмотри, у Бобосика твои глаза!» Я ж говорю, он у меня не понимает, что происходит вокруг него… Действительно, у мальчика разрез глаз напоминает мой. Так, ничего, довольно милый мальчик. Я могла бы с ним побыть, но мне, при моем сердце, нельзя поднимать тяжести.
3
Я очень больна. Только благодаря силе духа, творческому огню я еще держусь. Ведь мне нет еще восьмидесяти лет, а у меня сильная одышка, сердце вообще никуда. Нет, неплохо выгляжу я, на ваш взгляд, спасибо, конечно, но это я сейчас. У меня накрашены губы и, главное, я дома. А стоит выйти на улицу, особенно в мороз, так я шагу не могу ступить, так сильно задыхаюсь. Я — подарок для них. Я могла бы слечь, а они должны были бы за мной ухаживать. Я так им и сказала. Слушают и молчат, я ж говорила, недалекие люди… Они стали часто болеть, но так, не тяжело. Даже не позвонят. Я сама должна звонить и поименно расспрашивать — где этот, где тот. Поче- му в больнице, когда операция? Всегда выясняется, что какая-нибудь ерунда: удаление желчного пузыря или камни в почках, а то и вообще грипп. Я обзваниваю своих знакомых, и обязательно оказывается, что у кого-то в моем окружении подобное было и прошло. А они носятся с этим как дурень с писаной торбой… Не понимают, кто по-настоящему болен и заслуживает сочувствия… Сын спрашивает: «Как ты себя чувствуешь?» Я отвечаю: «Чувствую…» — так, с нажимом, что, мол, пока еще чувствую, но уже недолго им осталось меня терпеть. Или: «Я работаю, только этим и спасаюсь, а то что ж мне, сидеть дома и головой об стенку биться?» Так отвечаю и таким тоном, знаете, хорошим, чтобы прочувствовал всю степень своей вины передо мной. А он в ответ: «А почему тебе нужно биться головой?» Не понимает, а может, притворяется. Ну, да Бог с ним, лишь бы они были здоровы, а я уж как-нибудь доживу, мне немного осталось… Не обращайте внимание, что я плачу, я теперь часто плачу. От этого и зрение стало хуже, как говорят в народе, выплакала глаза…
Сын со снохой и внуком раз в год примерно засовывают меня в больницу. Первый раз лечь в больницу было тяжело, не хотели брать. Так что им пришлось побегать. Да и то бестолково, как обычно. Сначала положили совсем не в то отделение. Ну и что, что я ошиблась, сколько мне лет и немножко путалась при ответах на другие вопросы? Больное-то у меня все-таки сердце. Нет, неделю продержали в неврологии, только потом перевели в кардиологию. Теперь легче, врачи знакомые, так что я могла бы и сама лечь в больницу, без них. Я соглашаюсь лечь только когда мне становится совсем плохо, когда нет сил терпеть. Тогда говорю сыну: «Мне очень плохо, приезжай». Он меня уговаривает не доводить до последнего, лечь заранее. Можно было бы, конечно, и врач рекомендовал… Но уж очень не хочется идти у сына на поводу, делать, как он предлагает. Лучше сдохнуть, чем терпеть его хамство. Положат меня в больницу, на следующий день придут с невесткой, довольные, что я опять на больничной койке, принесут апельсины, они мне необходимы для сердца… Конечно, есть, чем гордиться, герои. Я их сразу ставлю на место: «Что, слетелись посмотреть, как я умираю?» Ну, они переглянутся и потихонечку, потихонечку к выходу: «До свидания». До свидания, детки.
Кстати, последний раз в больнице был забавный случай. Врач из соседней палаты мне говорит, что у него есть больной после инфаркта, старик восьмидесяти лет, так этот старик не хочет какое-то нужное лекарство принимать. «Я его к вам подошлю, скажите ему, пожалуйста, что вы принимали, и вам помогло». Ох, я так засмеялась, не могла остановиться! «Доктор, вам не смешно? Меня сравнивать с каким-то дедом-инфарктником!» Ну, тут он тоже улыбнулся… Да… чувство юмора, как деньги, или оно есть, или его нет…
4
Они меня никуда не зовут. Сами идут, например, в ресторан и там жрут без меня. Я однажды высказалась сыну. А он ответил: «Подумаешь, внук бабушку в ресторан не позвал». Я ему сразу сказала: «Но ведь какую бабушку!!!»