— Инженер, и много зарабатывал?
— Ну, во-первых, он получал полный кандидатский оклад, 400 рублей. Еще ему платили надбавку, как главному конструктору, 100 рублей. То объединяли с основной зарплатой, тогда это называлось «персональный оклад 500 рублей», то снова было 400+100, разница небольшая. Были еще премии, квартальные и за этапы работы. Получалось рублей 700 в месяц, это была большая зарплата в советские времена.
— Еще Государственная премия, — дополнил я.
— Нет, Госпремия денег не принесла, — сказала Майя Михайловна. — Обмыли в ресторане, банкет был человек на сто, что осталось, разделили между двенадцатью лауреатами, каждый лауреат по 100 рублей в Фонд мира перевел, купили Семену костюм за 120, и все. Премиальные деньги кончились. К нашим доходам нужно добавить вознаграждение за изобретения. Вот это были деньги.
— 50 рублей авторское вознаграждение? Я от родителей знаю, — проявил я осведомленность.
— Ну, нет, — возразила моя собеседница. — Семен к авторским свидетельствам относился серьезно. Создал у себя группу из двух человек, они оформляли заявки на изобретения. В каждую пятую заявку оформителя включали как соавтора, и они старались. Если удавалось с завода получить деньги за использование изобретения, то это могло быть и 500 рублей, и тысяча, два раза было по полторы тысячи, два раза — по две. А авторских свидетельств получали много. Вот вам, кстати, и про конфликт вспомнила. Обмывали деньги за изобретение у нас дома: три соавтора и инженер с завода из Челдыма, который помог деньги получить.
— Запрудный? — спросил я.
Она подняла на меня глаза, насторожилась. Больше не буду перебивать.
— Вы и Запрудного знаете?.. Нет, другой, начальник сборочного цеха. А соавтором был молодой парень, после армии пришел. Его Семен очень ценил, считал талантом. Еще один соавтор — наш, родители его тоже родом из нашей деревни. Я Семена попросила взять его на работу. Семен его попробовал и там, и сям, потом направил на патентные курсы и посадил в группу оформителей заявок на изобретения, третьим в группе. Тогда много работы у них было. Семену и парню — по 40% вознаграждения, а оформителю — 20%. Нужны вам эти подробности?
— Да, да, конечно. Очень вас прошу…
— Три мужика вышли, а мой протеже остался и понес: «Ты думаешь, что твой Семен — бессребреник? Он тоже копеечку считает. Велел мне из вознаграждения вычесть «налог за бездетность», который молодой платит, а уж потом делить 40–40–20! Чтобы, значит, молодому побольше досталось». Я ему отвечаю: «Так ведь самому Семену тоже меньше денег осталось, какая ж тут корысть?» А он со злобой: «Плевать, у вас и так денег — хоть жопой ешь! А мне с какой стати на 25 рублей меньше получать?» Я ему попросту ответила: «Ты тут вообще сбоку припека, радуйся, что столько денег тебе дали!» А он: «Ладно, забыли. Дай-ка обниму тебя, пока еврейчик не видит!» Я встала, и он встал, а я ему коленкой между ног.
— Ух, ты! — не выдержал я. — А дальше?
— А дальше Семен его сплавил в патентный отдел.
— А мстить он не стал? — с опасением, спросил я: вдруг мои поиски преступника закончатся со столь незначительным результатом, окажется, что донос написал мелкий пакостник. Но Майя Михайловна засмеялась.
— Да что вы! Вот если бы он остался и продолжал деньги получать за чужие изобретения, то мог бы еще гадостей наделать. А так, получил между ног, потом хорошей работы лишился и затих. Сейчас, я думаю, он уже на пенсии. Это было чуть не тридцать лет тому назад.
Положительно, беседа с Майей Михайловной доставляла удовольствие!
— Вы так хорошо все помните, с цифрами, с должностями. Вы вместе с мужем работали?
— Я окончила наш Чернышевский филиал МАИ, распределили меня в институт, где работал Семен, в техотдел. Этот отдел занимался вспомогательной работой. Мне там было скучно, работали в нем одни женщины, которых из основных отделов выгнали. А подружка моя по институтской группе попала к Перельмутеру и все уши мне прожужжала, какой у них потрясающий начальник и какие интересные люди в их комплексе. Я попросила ее устроить мне встречу с Семеном, она сначала расстроилась, но устроила. Секретарша Семена меня вызвала, и я понеслась к нему в кабинет. Семен спросил, в чем дело? Хочу у вас работать. А что вы умеете делать? Все, говорю, умею. Он с удивлением посмотрел на меня, сказал: «Ладно, идите пока», а через месяц меня перевели к нему в комплекс. Потом поженились.
— И хорошо жили?
— Очень хорошо, счастливо… Верьте, или не верьте, не помню ни одного серьезного конфликта в семье… Длительное недовольство домашним укладом было одно время, лет пятнадцать назад, когда сын женился и к нам жену молодую привел жить. Он, когда объявил нам о намерении жениться, мы это без восторга восприняли, не считали, что он готов для самостоятельной жизни. Он у нас и умный получился, и здоровый, и умелый, но какой-то… вечный ребенок. Отец ему сказал: «А как же аспирантура, наука? Семья, особенно в начале, требует много времени…» А он отвечает: «Подумаешь, какой-нибудь час в сутки…» И девчонку привел такую же, чашки за собой не помоет. Но добрая, все смеялась. А для Семена новый человек в доме доставлял большие неудобства. Понимаете, Семен привык ходить дома в трусах и в майке, домашние штаны натягивал, только если ждали кого-то. А тут сноха, в трусах не походишь. Квартира у нас хоть и хорошая, но советская, туалет, извините, один. Семен заберется туда с книжкой и не выходит сорок минут, да еще дверь забудет запереть… Мы с сыном приспособились к его «туалетному расписанию», а тут в доме появилась молодая женщина, нет-нет да и забудет, толкнет дверь, а там свекор сидит, то ли тужится, то ли до конца главы еще не дочитал. Или придет с работы серый от усталости, тут ему надо быстренько поесть и поспать пятнадцать минут в большой комнате на диване, а как? Уходил в спальню, ему это непривычно, заснуть не мог… Такая вот «бытовуха». Продолжалось год с небольшим. Потом мы сына с невесткой все-таки отселили, поднапряглись с ее родителями.