Семья наша покрепче стала на ноги. Отец работал международным обозревателем газеты «Советская Россия», должность красиво называлась, но в загранкомандировки его не посылали. Мама перешла в детский сад под окнами новой квартиры — отец указал на этот детсад и сказал: «Ты должна работать здесь». Мама дождалась вакансии и перешла вместе с Алешкой. Детский сад оказался хороший, минздравовский, с дачей.
Мама стала настоящим педагогом и начала писать о детях и о семье. В первом ее произведении рассказывалось о дне рождения сына, о волшебной палочке, которая выполняла любые желания именинника, о том, что мама действительно устраивала на наши дни рождения. Этот рассказ в журнале выловили из общего потока редакционной почты и напечатали. Никакой протекции папа составить не смог. Мама пробивалась благодаря своему таланту, правда, отец не оставлял ее советами, поэтому теперь, через тридцать лет, мама любит порассказать о редакторском даре отца.
Постепенно мама приобретала имя — по радио ее рассказы читал Николай Литвинов, ее печатали «Известия», «Советская женщина», «Крестьянка», «Работница» — самые лучшие издания того времени. Интересно, что жена моя запомнила, как школьницей слышала по радио любимый мамин рассказ «Остров Слоновой черепахи» в исполнении Литвинова: «Где-нибудь, на каком-нибудь там Занзибаре или Мысе Доброй Надежды…» Печаталась мама под псевдонимом, после первых публикаций в «Известиях» ее попросили выбрать себе псевдоним.
Естественно, что мама ушла из детского сада и стала корреспондентом на договоре журнала «Крестьянка». Это означало, что зарплату ей не платили, и на службу ей ежедневно не нужно было ходить, но она ездила в командировки и получала гонорары. Зато она могла обслуживать мужа и двух сыновей, да и денег зарабатывала больше, чем в детском саду.
Конечно, обладая ярким пером и многочисленными талантами, мама не смела возомнить, что она на что-то способна без папани.
— Садись и записывай! — возглашал отец, указывая дланью на обеденный стол в большой комнате, в точности как Юрий Долгорукий указывает на Москву, которую, говорят, не он основал.
Папа объяснял маме, что в областном городе главный — обком, а в районном — райком, но если город областного подчинения, то райком городом не занимается, тогда главный в городе — горком, а так как мама едет в деревню, то ей все равно нужно в райком. Обращаться следует к третьему секретарю, так как он «по идеологии», но в отдельных случаях нужно идти к первому и так далее. Мама записывала и восклицала:
— Как я тебе благодарна, как ты мне помогаешь.
Отец от этого еще больше надувался и обзывал маму тупицей, если она что-то не сразу понимала или не успевала записать.
Бывало, что я, попросив разрешения, сидел рядом и немел от восхищения — как значительны и умны были мои родители.
На самом деле отцовские указания были среднего качества, но расплачивалась за его ошибки мама. Так, однажды маме нужно было зимой ехать в глухую деревню в одной из поволжских областей. Выбрали они с отцом по карте ближайшую станцию потом ближайший городок, в который со станции, наверняка ходит автобус, а от городка до деревни было километров пятьдесят, так что, скорей всего, можно было добраться. На практике оказалось, что этот городок и искомая деревня принадлежат разным областям, и регулярного сообщения между ними нет. Маме не хотелось возвращаться и заезжать в деревню с другой стороны, из нужной области. Поэтому она нашла попутчиков — двух мужиков на тракторе с привязанными тросом санями, на которых была установлена будка. Договорилась за две бутылки — одну сразу, одну по приезде на место. Мороз был двадцать градусов, трактор тащился медленно, каждые полчаса останавливался, и мужики шли вдоль троса к саням и требовали вторую бутылку, на что мама отвечала: «Не дам!» — и трактор тащился до следующей остановки. Мама добралась, собрала материал и потом весело рассказывала про это приключение. Ей даже в голову не пришло укорить чем-нибудь всезнающего отца.
Глава 7.
РОДНЯ
Мы с братом знали, что у нас есть бабушка и дедушка, мамины родители, тетя Зина, мамина сестра, еще дядя, папин брат. Этими сведениями и ограничивалось для нас с братом понятие «родня». На всех родственников мои родители были обижены, отношений не поддерживали, и мы выросли с сознанием, что родственники у нас чисто номинальные. Помню, как-то с друзьями мы приехали в Питер, и я повел всю команду к тете Зине. Она нас радушно встретила, накормила, и мы ушли. Красота Зины, ее мужа и их детей произвели яркое впечатление на всех, и мой друг Яковлев вымолвил на улице:
— Да… Красивые у тебя сродственники!
Я был поражен его оценкой: как можно хвалить плохую Зину, ее плохого мужа и их плохих детей. Поэтому я, как человек знающий от своих мамы и папы всю правду, ответил Яку:
— Они очень виноваты перед моими родителями…
Сейчас мне стыдно об этом вспоминать.
Когда к нам приезжала бабушка, отец всегда бывал недоволен, особенно если бабушка недомогала и требовала вследствие этого повышенного внимания. Как-то в такую минуту отец зажал меня в углу и начал странный разговор.