МАТЬ (переспрашивает). Душевной болезни?
СЕРГЕЙ. Мама, да посмотри ты кругом! Жизнь-то давно наладилась! Я неплохо зарабатываю, Павлик много получает! Ты можешь делать, что хочешь, ехать, куда хочешь! Жизнь прекрасна, жизнь удивительна! А ты закрылись в своей проклятой квартире, и не отпускаешь призрак отца, который постоянно тебя мучает! Зачем ты с ним разговариваешь? Он давно мертв! А мы свободны! Мама, я помню тебя сильной женщиной, прекрасной и изобретательной. (Встает перед матерью на колени, берет ее за руку, она слегка отшатывается, вжимаясь в спинку стула)Ты была такой талантливой, такой умной, находила выход из любой ситуации. Я ненавидел отца за то, что он постоянно ругал тебя. И я не понимал, зачем ты его терпела столько лет, мама. Ты бы и одна прекрасно устроились, и нас бы с Алешкой подняла. Зачем нужна была эта кабала отцовского бессилия? Моя прекрасная мама, куда же ты исчезла? Почему ты уступила место этой сумасшедшей старухе, которая поставила себе целью всей оставшейся жизни – извести сына? Последнего оставшегося в живых сына…
Мама, мамочка, ну, где ты, почему ты стала такой страшной ведьмой? Меня такой пугали. Мама, я же веду себя хорошо. Мама…Зачем ты сделала так, что слово «мать» приводит меня в отчаяние. Почему именно я… Клянусь своими детьми, в моей жизни не было человека, которым бы я восхищался так же искренне, как тобой. Ведь это ты научила меня рисовать лошадку, ты читала мне вечерами книжки, ты ходила со мной на в зоопарк, ты кормила меня, ты одевала, ты жалела меня, ты рассказывала обо всем, спасала от неприятностей. Ты. Ты была для меня всем. Мама. Мамочка. (Встает и, схватившись за голову, меряет шагами комнату) Сколько раз мне хотелось прийти к тебе и просто обнять, сколько раз я мечтал рассказать тебе все, что у меня на душе, как я ждал, что ты меня похвалишь… Хоть за что-нибудь. А после смерти отца тебя вообще, как подменили… Где ты, почему ты меня не слышишь? Мама, что я сделал не так? (тише)У меня больше нет сил мириться с этим, после каждой встречи с тобой мне хочется напиться, чтобы просто не думать о том, что с тобой стало. Иногда мне кажется, что еще немного и я сойду с ума. (обращаясь к матери)И почему ты молчишь?
МАТЬ. Слушаю.
СЕРГЕЙ. Меня?
МАТЬ. Себя.
СЕРГЕЙ. Ты любого сведешь с ума, самого нормального.
МАТЬ. Ничего не могу с собой поделать.
СЕРГЕЙ. Мне тошно.
МАТЬ. Да, такая она, любовь к родителям.
СЕРГЕЙ. Неправда это.
МАТЬ. Я тебе опротивела.
СЕРГЕЙ. Неправда это.
МАТЬ. А я ведь тоже не знала, что однажды стану никому не нужна.
СЕРГЕЙ. Мама, перестань, я не вынесу еще одной сцены. Понимаешь, это мое здоровье расшатано, это у меня больное сердце. Это мне нужен покой. А ты продолжаешь методично, день за днем, издеваться надо мной. Скажи, ну в чем моя вина, неужели я — такой плохой сын?
МАТЬ. Помоги мне подняться, Сережа.
СЕРГЕЙ. Мама, перестань.
МАТЬ. Сережа, помоги мне встать. Я должна высказаться в свою защиту.
СЕРГЕЙ. Прекрати!
МАТЬ. Сынок…
СЕРГЕЙ (кидается к ней, но мать уворачивается от сына):
Полина Выгорницкая сама тяжело встает со стула, берет сына за руку, усаживает на свое место – на стул посреди сцены, лицом к зрителям. Сын удивленно смотрит на нее, а потом в зал. Она осторожно берет его руками за голову, целует в макушку. Потом берет белое покрывало и укрывается им вместе с сыном. Сын застывает на месте.
МАТЬ. Мой милый сынок… Иногда мне кажется, что я вижу свет, только никак не могу понять, что это: яркий огонек в конце пути, или это просто так ярко светит лампа. Иногда я сплю, а потом мне кажется, что, наоборот, бодрствую. Бывает, проснусь, смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Я давно пыталась тебе рассказать, да все некогда… Боюсь, это мой последний шанс. (Когда рассказывает, превращается в молодую – быстро красит губы, собирает волосы в прическу, скидывает халат, танцует по сцене, к каждой ситуации из жизни – своя мелодия) Я была так молода и хороша собой… С детства я занималась музыкой, рисовала, научилась шить, я умела многое — переплетать книги, мастерить абажуры, кукол, писала стихи и пьесы. Можно сказать, я могла всё и была красива. А как я любила театр… Как я ждала свою главную роль! Но жизнь закрыла передо мной эту дорогу. Другая профессия, другая роль, замужество…О, как я теперь жалею, что вышла за твоего отца! Разве могла я догадаться, что фронтовик-орденоносец, начальник отдела в газете, член городского бомонда окажется таким мелким? Наверное, я поддалась ложному очарованию только из-за своего неустроенного быта. Что у меня тогда было? Жилье — койка, снятая у старой грымзы, да работа в жуткой дали от этого жилья. Слишком поздно я поняла, что попалась в капкан. По-другому этот брак и нельзя было назвать. Надо было бежать прочь от Марка, когда наш первый ребенок умер. Но я зачем-то осталась… Сама не знаю, зачем. Видимо, я смирилась с тем, что мне досталась роль забитой жены. Как же мне тяжело жилось, сынок! Я играла, я всю жизнь играла роль хорошей жены. Разве кто-то из наших друзей и соседей знал, как я страдаю? Никто! Ни единый человек не догадывался! Потом был ты, потом снова трагедия – Алешенька умер в 22 года… Потом я стала писательницей, опять замаячила главная роль…Очередным испытанием стала болезнь твоего отца… Ваш никчемный отец держался за жизнь всеми силами. По несколько раз в год он валялся по больницам, а я, как верная жена, ухаживала за ним. Я полностью посвятила ему это время в надежде, что он хоть чуть оценит меня, поймет, наконец, что Бог послал ему чудесную жену. Я перевязывала, мыла, делала уколы и ставила клизмы, ездила каждый день в больницу, в которую его положили как мужа литератора, полтора часа в один конец. Без меня он бы и больницы этой не увидел. Но даже там он привычно унижал и оскорблял меня. Я подтирала за ним, ползала перед ним, а он стоял надо мной без штанов и, раздраженный очередным пустяком, с перекошенным от злобы лицом шипел: «Давай, три лучше, это настоящее занятие для тебя, на другое ты неспособна!». Вот, что он сделал со мной, какую отвел мне роль… Когда он умер, на его лице было такое же злобное выражение, как и при жизни