МАТЬ. А вы спросите, кто за эту Америку заплатил? Спросите-спросите!
ВРАЧ (понимает, что бесполезно с ней спорить). Ну, кто заплатил?
МАТЬ. Ой, я столько заплатила! Не поверите, но мне выдали зарплату в издательстве. Спросите сколько?
ВРАЧ. Ну, сколько?
МАТЬ. Да, заработала аж целых три тысячи долларов. Это за несколько месяцев работы.
ВРАЧ. О! Ничего себе! (пытается уйти, но она его опять усаживает)
МАТЬ.Вы не верите? С чего вдруг? Можно подумать, я никогда не работала редактором и не знаю, сколько за это платят! Да, если хотите, я вам ведомость принесу. Вот, возьму и принесу!
ВРАЧ.Спасибо, не надо…
МАТЬ.Ну, что за Фома неверующий! Тьфу! Да я с вами после таких слов и говорить не хочу, слышите? Слышите меня?
ВРАЧ.Так, все, сегодня выписываем. Звоню вашему сыну. Пусть забирает. Вы абсолютно здоровы!
МАТЬ. Это я-то абсолютно здорова! Я абсолютно больна!!!!! (падает в обморок, но очень театрально)
Затемнение.
ВИДЕО: опять водоворот фотографий похорон и других печальных событий, мы влетаем в один из залов похоронных (это могут быть и похороны членов политбюро)
Провокация 6 (Репетиция похорон)
Странная театральная обстановка гостиной Полины Выгорницкой. Как-то все чрезмерно богато. Полина Выгорницкая в красивом платье, с прической лежит на столе посреди комнаты, руки сложены на груди. Много-много свечей. Звучит похоронная музыка. Все ведут себя утрированно и театрально.
КАТЯ. Как ты думаешь, Сережа, она еще жива?
Пауза. Татьяна тычет бабушку.
СЕРГЕЙ. Хм…
ТАТЬЯНА. Может, она в коме? Давайте вызовем врача.
КАТЯ. А чем ей врачи помогут?
ТАТЬЯНА. Ну, так хотя бы назначат уколы.
СЕРГЕЙ. Это тебе уколы нужны! (истерично) Сколько раз я просил тебя не расстраивать бабушку? (в глазах слезы)
Все кроме Сергея отступают от стола.
КАТЯ. Вот, значит, как ты заговорил? Решил обвинить в смерти ненаглядной матушки самых близких людей…
ТАТЬЯНА. Я не трогала ее, клянусь! Меня здесь вообще не бывает, отец.
КАТЯ. Только после того, как мать отдала Богу душу, ты решил прикинуться убитым горем сыном, и обвинить нас в плохом отношении к ней. На минуточку, это ты вечно орал на старушку и желал ей скорейшей смерти. Нет, Сергей, так не пойдет. Во многих книгах написано, что нельзя обижать старых родителей.
ТАТЬЯНА. Я вообще не понимаю, почему бабушка все это время не жила с нами. Она была в таком возрасте, когда о себе уже сложно заботиться самостоятельно…
КАТЯ. Я всегда любила ее как родную мать…
ТАТЬЯНА. Отец, ты должен был лучше заботиться о бабушке. Может быть, теперь бабушка была бы с нами…
КАТЯ (задумчиво). Ее могло убить сосулькой… на улице же зима…
СЕРГЕЙ. Сейчас оттепель. Да и кто видел на крыше ее дома сосульки? По-моему, ты единственная, кто видит сосульки. А все почему, потому что тебе нечем заняться. Ты же не работаешь. Это я всю жизнь как белка в колесе (язвительно) А вот ты, любимая, вполне могла бы присмотреть за матушкой.
КАТЯ. Если ты еще раз скажешь нечто подобное, я уйду. А если я покину эту комнату, то отвечать за свою мать ты будешь один.
Пауза.
СЕРГЕЙ. Это вы убили мою мать. Но ведь это еще полбеды. Вся суть в том, что это уже была не моя мать.
КАТЯ. Могу помочь тебе – возьму газету и буду отгонять мух от ее трупа, пока не приедет полиция.
СЕРГЕЙ. Это ты называешь помощью? Моя мать скончалась, я остался один как перст на этом свете, а ты решила оказать мне услугу?
ТАТЬЯНА. Надо решить, что делать с трупом бабушки. (саркастично) Хотя нет, лучше подождем и спросим мнение дедушки на этот счет.
СЕРГЕЙ. Как думаете, нужно накрыть ее?
КАТЯ. Танюша, ты обедала сегодня?
СЕРГЕЙ. Я спрашиваю, мне накрыть ее?
ТАТЬЯНА. Поступай, как знаешь, это твоя мать. И вообще, мне пора на лекции. Я учусь…
СЕРГЕЙ. Ты не хочешь помочь мне?
ТАТЬЯНА. Помочь тебе после всего, что ты натворил?
СЕРГЕЙ. Но ведь это твоя бабушка…
ТАТЬЯНА. А какой от нее толк? Может, она гуляла с нами в детстве, волновалась, когда мы болели или оставила хоть какое-то наследство мне?
СЕРГЕЙ. Катя…помоги мне.
КАТЯ. Ну, а что я? Я же воровка, Сережа. Украла серебряные чайные ложечки. Забыл?
СЕРГЕЙ. Иногда мне кажется, что мама права.
КАТЯ. Интересное дело…
СЕРГЕЙ. Да, мне иногда начинает казаться, что она была права, когда говорила, что ты не нашего круга.
КАТЯ. Не вашего круга, это какого же?
СЕРГЕЙ. Нет в тебе деликатности, понимаешь, какой-то врожденной интеллигентности, что ли, нет.
КАТЯ. Ты и твоя матушка – не моя порода.
СЕРГЕЙ. Я понимаю и не виню тебя…
КАТЯ. Не винишь? Ты не винишь меня в том, что я не захотела быть похожей на вашу лицемерную семейку? Или может быть, не винишь меня в том, что я двадцать пять лет терплю издевательства твоей матери? А может быть в том, что я родила и воспитала для тебя двоих детей? Или, может, в том, что я ни разу тебя не предала?
СЕРГЕЙ. Это обязанность каждой женщины…
КАТЯ. Обязанность? …. Ты ее точная копия. Мне надоело. Я ухожу от тебя.
СЕРГЕЙ. Катя, но я люблю тебя.
КАТЯ. Как ни странно, я тоже…иначе давно бы ушла.
(Направляется к выходу. Пауза. Разворачивается, подходит вплотную к гробу)
Уж не думаешь ли ты, что нас ждет иной финал? Нас боготворят, пока мы здоровые, красивые и независимые, но стоит дать слабину – и привет, ты уже сдан в утиль, и ты доживаешь свой век в четырех стенах под звуки телевизора, получая подачки от тех, кого когда-то родил и воспитал, чувствуешь их презрение, свою никчемность, отсталость.