— Ты не стесняйся, дорогой. Сколько мы с тобой поездили, помнишь?
— Правда, Самуил Яковлевич, вы извините, я сейчас к дяде Славе пересяду, и все будет нормально, как у людей, — вторил старшему товарищу Сашка.
— Ребята, а может, и вам тоже хватит, что вы ее пьете? — Самуил Яковлевич надеялся, что и сам ляжет, и ребят угомонит, а то разве это сон?
— А жидкая она, вот я ее и пью, а была бы твердая, я бы ее грыз. Гы-гы-гы, — пошутил Сашка.
— Ну, ты, цыц, с кем разговариваешь, салага? Да мы с Сэмом… что говорить. Видишь, человек отдыхать хочет. Имей уважение. Все, конец. Бутылки унеси отсюда, чтоб ночью не звенели. Вот это, на газете, сверни и выброси. Остальное завтра уберем.
Наутро приехали. Донецкий город. Лето. Бригада увидела красивых женщин с золотыми зубами, не таких красивых мужчин, с подведенными угольной пылью глазами, усть-катавские, не виданные тогда в Москве, трамваи. У них двери открывались не гармошкой, как у московских трамваев чешского производства. Просто откатывалась большая часть боковой стенки, открывая проход для людей. Трамваи ездили по рельсам, которые изгибались вверх-вниз и вправо-влево, каждый рельс по-своему. Удивительно, как трамваи с них не спрыгивали. Сережа всегда, приезжая в этот город, смотрел на трамвайные рельсы сначала с высоты своего роста, убеждался, что они извиваются, как два червяка, потом пригибался и смотрел, как рельсы скачут вверх и вниз. Все по-прежнему. Командировка началась.
Теперь по этим «пьяным рельсам» Сережа и Самуил Яковлевич повезли двух нетрезвых слесарей в гостиницу. Мест в гостинице, конечно, не было. Пока убалтывали дежурную, пока Сережа звонил на завод в общий отдел, и уже начальник общего отдела уламывал дежурную, Сашка сбегал за бутылкой. В большом двухместном номере, куда их поселили, было две кровати, диван, и еще им поставили раскладушку. В номере была раковина и кран с холодной водой. Прочие «удобства» находились «в конце коридора».
Едва заселились, слесари поставили бутылку на стол и расположились выпивать.
— Пошли на завод! — позвал Сережа.
— Если мы в первый же день появимся на заводе, то нас не будут уважать, — заявил Славик.
— Да, — подтвердил Сашка, который на этом заводе никогда не был.
— Ладно, Сережа, пошли, они сегодня все равно не нужны, — предложил компромисс Самуил Яковлевич.
— Точно, — поддержал Самуила Славик. — Сегодня идут только «белые воротнички».
— Предлагаю тост за нашу советскую интеллигенцию! — поднял свой стакан Сашка.
Инженеры ушли, а слесари остались в гостинице.
— Ты их не трогай, они сначала свое сожрут, а потом будет все нормально, — сказал на улице Самуил. — Я знаю, справлюсь, — ответил Сережа, благодарный Самуилу за сочувствие.
Пока на заводе договаривались о взаимодействии, осматривали оборудование, проверяли, все ли приготовлено к их приезду, обедали, разговаривали со знакомыми, день прошел. Вышли с завода около шести вечера. Город как будто вымер. Многие магазины работали только до шести или даже до пяти, рынок торговал с утра до полудня, людей на улицах не было. Трамваи уже почти не ходили. Так дома, в их подмосковном городе, бывает глубокой ночью, часов в двенадцать или в час, только что светло. Ужинать пошли в ресторан при гостинице. В меню была только яичница. Взяли по яичнице. Сережа заказал сто пятьдесят граммов водки.
— Ну, Самуил Яковлевич, давайте по маленькой? С приездом можно, — предложил Сережа.
— Только по «чуть-чуть», — согласился усталый Самуил.
Выпили по рюмке, закусили яичницей. Водку Сережа допивал один.
— Сережа, а ты любишь выпить! — пронзительно глядя Сереже в глаза, сказал Самуил.
— Люблю, — с чувством подтвердил Сережа.
Когда пришли в номер из ресторана, попутчики их спали мертвым сном, Просвирнин тихо, а Владислав Иванович храпел, как паровоз.
________
Рано утром всех разбудил Ефимов. Он нетвердыми шагами ходил по номеру, собирал по разным углам детали своего туалета, пытаясь одеться, и слегка постанывал сквозь зубы.
Просвирнин вылез наполовину из-под одеяла, приподнялся и прислонился спиной к деревянной спинке кровати. Он скрестил руки на голой груди и живо наблюдал за действиями Владислава Ивановича.
— А куда это вы собрались? — неспешно спросил Саша.
Ефимов ничего не сказал.
— Ответьте «коллеге по работе», — Сашка нарочно так сказал, зная, что Владислав Иванович не любит такой языковой небрежности. Он много раз объяснял, что «коллега» — это и есть товарищ по работе, или по специальности, «коллега по работе» — так говорят малограмотные провинциалы.
Но сейчас Славик ограничился односложным: «Отстань».
— Так, может, я не просто так спрашиваю?.. — загадочно сказал Просвирнин.
Славик насторожился, повернулся к Сашке и пошел на него, как завороженный, шепча: «Неужели, оставил?»
— О чем и речь, — широко улыбаясь, сказал Сашка.
Он тут же полез под кровать и достал из сумки недопитую бутылку. Славик выпил остаток водки, постоял две минуты с закрытыми глазами, потом подошел к Сашке, взял его голову двумя руками и поцеловал в растрепанную макушку.
Владислав Иванович пришел в себя, остальные и так были в форме. Десять минут на туалет и одевание, и — на работу. Ефимов заставил Сашку надеть белую рубашку, сказал: «Пусть аборигены видят, что приехал столичный слесарь, а не вахлак!» Позавтракали по дороге в маленьком кафе оладушками со сметаной и к девяти часам утра были на заводе.
________
Самуил был прав, пьянствовать перестали. Слесари не были горькими пьяницами, так, вырвались из дома, расслабились поначалу… К тому же денег как-то сразу стало меньше, на два-шестьдесят суточных особенно не погуляешь, даже если добавить взятую из дома заначку. Кроме того, работа не шла, так что отмечать было нечего. Стенд никак не налаживался, Сережа ходил расстроенный, все время что-то считал, в гостинице сидел допоздна, готовил план завтрашней работы. Остальные сочувствовали Сереже и вели себя тихо. Но за неделю работа не сдвинулась с места.