Почтовый ящик

Очень кстати тут была добровольная народная дружина, ДНД. Во-первых, не совсем «за так». За регулярное дежурство раз в месяц в течение года прибавляли три дня к отпуску, это официально. А неофициально за дежурство в выходной день давали еще отгул. Во-вторых, погулять четыре часа с товарищами по улицам с красной повязкой на рукаве — дело не слишком обременительное.

________

Дежурство на этот раз выдалось хлопотное. Дежурили Валентина Михайловна, Сережа и Толя Гуржий. Только собрались в Опорном пункте, как участковый уполномоченный капитан Мелентович потащил дружинников «по адресу». По дороге милиционер «дал ориентировку». Идут к хулигану и дебоширу. Живет с матерью. Терроризирует соседей по коммунальной квартире, пьянствует, нигде не работает. Мелентович два раза уже устраивал его на работу, последний раз попросил, чтобы взяли на ЖБИ завод железобетонных изделий. Но и оттуда уволили на прошлой неделе. Главное, мать, похоже, сдалась, утихомиривать его больше не может. Придется, наверное, сажать.

Дружинники долго вытирали ноги, но все-таки наследили. Прошли в комнату. Бедность и чистота.

Железная кровать, покрывалом укрытая, без подушек. Подушки все на диване, где мужик храпит. Вонючий, грязный. Все, что в комнате было сверх самого необходимого, ему в хайло ушло. Дрыхнет теперь пьяный на чистых материных подушках. А как проснется, опять станет мать обижать, пенсию ее вытрясать на пропой. Одного взгляда на комнату достаточно, чтобы все это понять, как будто аннотация при входе висит, как в музее.

Посреди комнаты — круглый стол. За столом старушка сидит в позе отчаянья. На голове платочек, длинная черная юбка, кофточка с латками. Подняла голову и сказала вошедшим: «Проходите, проходите, вот он лежит, чего уж теперь…» Участковый прошел в комнату и сел на свободный стул.

— Опять его уволили, Клавдия Яковлевна?! — спросил для начала Мелентович, хоть и сам это знал.

— И что же это за буква «г» такая на русский народ?.. — ответила старушка. Она имела в виду пункт «г» в тогдашнем кодексе, в котором было написано о расторжении трудового договора по инициативе администрации. Чаще всего, пункт «г» означал увольнение за пьянство на работе.

— На что он пьет у вас? Вы зачем ему деньги даете? — продолжал задавать риторические вопросы участковый.

— Господи, и что же за буква «г» такая… — старушка явно была не в себе.

Дружинники стояли у двери, захваченные происходящим. Их собственная жизнь, полная трудностей, показалась им легкой и беззаботной по сравнению с жизнью этой несчастной женщины.

— Будем оформлять, — сказал Мелентович. Но старушка не шевельнулась, даже казенное слово «оформлять» из того словаря, в котором «гражданин, пройдемте» и «прекратите безобразия», не испугало ее.

Мелентович подошел к дивану и сильно встряхнул спящего.

— Бусагин, вставай!

— Спать хочу!

— В другом месте проспишься! — сказал Мелентович, и столько было в его словах сыновней ненависти к этому подонку, сводящему с ума мать, что все трое дружинников подумали одно и то же: «Да, тяжелая у него работа!»

В дверях показалась голова соседки.

— Вам что? — довольно грубо сказал милиционер соседке. — Вы заявление написали, если будут вопросы, я вас приглашу, а сейчас пройдите. Клавдия Яковлевна, может, вы заявление напишете? — добавил Мелентович.

Старушка подняла на него недоуменный взгляд. Участковый пояснил:

— Напишите, что обижал, грозил, деньги требовал. Если по вашему заявлению привлечь, то легче потом обратный ход дать…

Старушка сидела в той же позе, не реагируя на предложение участкового. Мелентович по-прежнему стоял у дивана, время от времени поддавая коленкой в спину притворяющегося спящим пьяницы. Ему хотелось получить заявление от матери, чтобы не связываться с соседским заявлением.

— Писать ничего не придется. Вон, дружинница напишет, — при слове «дружинница» Мелентович кивнул на Валентину Михайловну, а при слове «напишет» кивнул на пустой стул около стола. — А вы только подпишете…

Старушка не реагировала. Тогда Мелентович посильнее двинул коленом Бусагина в бок. Тот от неожиданности сел на диване.

— Обувайся, быстро, — сказал Мелентович и скинул ноги Бусагина на пол, а сам ногой пододвинул ему суконные зимние ботинки с молнией, которые звались «прощай молодость».

— Клавдия Яковлевна, соберите вещи, отдайте дружиннице. Я сына вашего забираю за злостное хулиганство. А вы, — обратился милиционер к Сереже и Толе, — доставите его в отделение, а у меня еще дела есть в этом доме.

— А если будет бузить по дороге? — спросил Сережа.

Мелентович вдруг широко улыбнулся. На языке у него завертелось: «Тогда вы его пристрелите «при попытке к бегству». Нисколько не жалко гада!» Но покосился на мать, подавил улыбку и не стал шутить.

— Ничего, вас двое, а он один. Доставите!

________

После окончания операции дружинники вышли на свой обычный маршрут. Некоторое время шли молча. Потом каждый сказал что-то вроде «Ух, кошмар!» — «Ну, дела!..» — «Вот беда, не позавидуешь…» На этом обсуждение окончилось, да и что тут обсуждать?

После этого приключения, после переходов из теплого помещения на улицу и обратно в пальто и шапках, все быстро замерзли. Решили отклониться от маршрута и зайти в Дом культуры предприятия погреться.

Добавить комментарий