Почтовый ящик

Через некоторое время вернулся с заседания Усатый и подозвал Сережу к себе.

— Ну, как? — спросил начальник. В глазах у него скакали веселые чертики.

«Чему он радуется?» — подумал Сережа и сказал устало.

— Пошли они все в задницу…

— Вот и видно, что ты еще молодой, зеленый и до настоящего ученого не дорос… — сказал Усатый. — Мне это уже там сказали, — недовольно перебил начальника Сережа.

— Погоди. На чем это я остановился?.. А, ну да.

На том, что ты еще не созрел, не понимаешь основ научного процесса, — Усатый сделал паузу. Но Сережа на этот раз смолчал.

— Процесс же состоит в следующем. Купол хочет заменить Плейшнера и везде демонстрирует, что Плейшнер во всем не прав. Если бы Плейшнер на Совете не вылез со своей репликой, то все прошло бы гладко. Заодно Купол и дурь свою потешил, убедился, что он здесь хозяин. Захотел завалить хорошую работу, пожалуйста, больше половины НТС «за». К нам все это не имеет отношения.

— А мне-то теперь что? — спросил Сережа.

— А то. Готовь бумаги так, как будто голосовали единогласно за тебя, и иди к Куполу. Завтра его не будет, а послезавтра сразу после обеда он тебя примет.

Петровичев встретил Сережу ласково. «Может, чувствует себя виноватым?» — подумал Сережа.

Главный сказал, что с работой знаком, знает о прак- тической пользе, которую принесла Сережина методика, что в диссертации есть «изюминка», и это очень хорошо.

— А то, знаете, за четыре года каждый может формул «наформулить», а у вас в работе и теория, и практика. Подписываю с удовольствием, и, если бы можно было поставить «пять с плюсом», я бы поставил! — проникновенно произнес Главный конструктор.

Диссертацию отослали в тот институт, где Сережа раньше был в аспирантуре и где можно было ее защитить.

На обсуждении диссертации в антенном отделе этого института, на так называемой предзащите, разгорелась бурная дискуссия. Сотрудник, которому поручили ознакомиться с Сережиной работой и доложить, молодой кандидат наук, выступил очень резко. Он сказал, что диссертация имеет чисто прикладной характер, настоящей науки в ней нет, и что он бы с такой диссертацией на защиту не пошел.

С Сережей был Усатый, но он молчал. Все остальные на заседании были чужие. Сережа хотел сам возразить, напасть на оппонента, но ему не дал слова ведший заседание пожилой профессор, сказав: «Потом, потом…» После резких слов оппонента обсуждение на некоторое время прекратилось, и несколько человек стали, упираясь головами друг в друга, листать Сережину диссертацию, особенно обращая внимание на теоретические главы. Специалисты были опытные и быстро схватили суть дела.

Стали говорить о Сережиной диссертации. Все выступавшие начинали с того, что воздавали должное высокой научной требовательности Юрия Алексеевича (Сережиного оппонента звали как Гагарина), а заканчивали тем, что Сергей Геннадьевич диссертацию написал хорошую.

Итог подвел профессор, сказав: «Юрий Алексеевич, вы бы с этой диссертацией не пошли, но вас ведь никто с ней и не посылает. А Сергея Геннадьевича пошлем? Давайте голосовать». Единогласно проголосовали «за», в том числе и Юрий Алексеевич голосовал «за».

Зато защита прошла гладко. Было несколько лестных для Сережи выступлений ученых из разных институтов, и не бросили ни одного «черного шара». После голосования председатель Ученого совета взял слово и стал говорить, что диссертация хорошая, что защита образцовая и что он очень всем доволен и от души поздравляет нового кандидата наук.

Но защитой, к сожалению, дело не закончилось. Чтобы отослать диссертацию в ВАК, требовалось подготовить около пятидесяти различных документов. Готовить их, конечно при участии соискателя, должна была дама, технический секретарь Ученого совета. Через неделю после Сережиной защиты эта дама сломала ногу и лежала в гипсе сначала в больнице, потом дома, потом на даче. Ученый секретарь совета, непосредственная начальница пострадавшей, тоже дама, но с ученой степенью, категорически отказалась привлечь к процессу кого-нибудь другого со здоровыми ногами. Нужно было ждать, пока срастется кость. Диссертации Сережи и еще одного соискателя, Левы Гурфинкеля, подвисли на полгода. Гурфинкель, как и Сережа, был из другого института, хотя и московского.

________

Лева со злобой отбросил авторучку, откинулся на стул и вытянул ноги, так что стул встал на дыбы.

— У-у-у, зараза, сколько бумаг, — завыл Лев. — А интересует их только ответ на вопрос: «Еврей ли вы?»

Сережа недоуменно посмотрел на него, и Лева смутился.

— Да это я так, утрирую, — сказал он. — Но ты понимаешь, мне эта старая кикимора, ученый секретарь Совета, заявляет: «Вам не дадут диплом!» Спокойненько так. Что, почему? Оказывается, по одним документам я старший инженер, а по другим — ведущий. За три года, которые прошли от одной бумаги до другой, я вырос по службе. Чтобы это понять, никакого особенного ума не нужно, любой чиновник в ВАКе разберется. Так эта стерва знает, что пуганый, и хочет напоследок поиздеваться. То, что диссертация хорошая, что защитился без «черных шаров», что железяка уже летает — не важно. Важно, что должности по-разному указаны, в документах непорядок. Предложила исправить «ведущего» назад, на «старшего». На минуточку, сбегать к нам в институт, подписать у директора новую бумагу, при этом объяснить, почему он должен неправильную информацию давать, потом отправить бумагу секретной почтой. А за это время ее писарь вторую ногу сломает! «Нет, говорю, оставим как есть». Она тоже спокойно отвечает: «Как хотите, но вы рискуете».

Добавить комментарий