Специализации у них на факультете не было, готовили инженеров широкого профиля. Но Сережа решил подобрать себе кафедру. Отец летом сказал: «Ищи узкую специальность по душе». Под влиянием рассказов Андрея Прокофьича о романтике работы в комплексном отделе пошел на кафедру радиосистем. Не пошло, да и рановато на втором курсе. Потом попробовал поработать на кафедре телефонии, хоть она и относилась к другому факультету. Вдруг действительно придется дома на АТС работать? Но тоже не пошло как-то, и чужой он был на чужом факультете.
Сереже очень понравились лекции по электродинамике. Стал разные книжки читать, докапываться до сути по своей привычке. В предисловии к одному учебнику прочел, что человек, постигший стройную систему, предложенную Максвеллом и Герцем, испытывает наслаждение. Ну и ну! Пошел Сережа, вдохновленный этой фразой, на кафедру антенн, там и остался.
После второго курса — снова домой, в смысле в стройотряд. Калга, Кадая — все недалеко от Аргунска. А осенью Куличенко посадили в тюрьму. Кого-то он сильно разгневал из областного начальства. Наслали проверяющих, стали копать. В стройотрядовской бухгалтерии всегда есть анархия, так что, при желании, нарыть материал можно. Оказывается, всем, кто прилетал на самолете из Москвы, нужно было не полностью оплачивать авиабилеты, а вычитать страховку. Три года, по сотне человек туда, обратно. По мелочи набежало много. Не нашли документов на крупную сумму и взяли под стражу. Потом документы нашли, но уже не выпустили. Начальник районной милиции Зуев пытался помочь, но с ним не стали разговаривать. Упорно искали материалы на Куличенко. Одним путем не получалось, шли другим. Следователь так и сказал, что он костьми ляжет, но Куличенко ниже планки «хищение в особо крупных размерах» не опустит. Тех, кто мог разделить с командиром отряда ответственность, из местных руководителей или из москвичей, под тем или иным предлогом от этой ответственности освобождали. Кто старый, кто больной, кто воевал. Всех институтских, кто работал в стройотряде, допрашивали в Москве. Приглашали и Сережу. Набралось их во дворе перед милицией на шоссе Энтузиастов человек двадцать. По одному вызывали. Следователь стал спрашивать Сережу. Откуда знаете Куличенко? Действительно ли вы были в отряде? Ваша ли подпись в ведомостях? Хорошо ли кормили? Сколько денег было на питание в день на человека?
Сережа горячился: «Вы в доме отдыха когда-нибудь были? Сколько там было в день? Не знаете? Ну и я не знаю. Я каменщиком работал, а не поваром».
Потом сказал следователю.
— Послушайте, я сам из милицейской семьи, про жуликов много знаю. Куличенко — не жулик. Вы бы посмотрели, как он работает! Жулики так не работают.
— Как не жулик, когда есть люди, которые свои подписи в ведомости не признают. Кто деньги получал?
— Ну, не знаю… Небось, на банкеты нужны были деньги, или подмазать кого-нибудь… — невпопад ответил Сережа.
— Ты мне этого не говори, это еще хуже, — усмехнулся следователь.
— Говорю вам, Куличенко не воровал, — снова уверенно сказал Сережа.
— Да что ты мне это говоришь? Мне пришло поручение из Читы вас опросить. Я вопросники заполню и назад отправлю.
— Тогда можно я свое мнение напишу?
— А что ты напишешь? — спросил следователь.
— Что знаю товарища Куличенко как честного человека, много сделавшего для телефонизации Забайкалья. Честного человека и научного работника.
— Бери свой вопросник и пиши, пожалуйста, — закончил допрос свидетеля следователь.
Следствие тянулось долго, даже на какой-то период Куличенко отпускали домой. Потом все-таки судили и дали десять лет за хищение в особо крупных размерах.
ГЛАВА 5
Третий курс кончился, стройотряда больше не было, а домой хотелось нестерпимо. Сережа сдал сессию, отработал практику на радиозаводе и поехал домой.
Поселок Аргунск построили на месте старого маленького поселения с гуранским названием Цурухайтуй. Приняли решение воздвигнуть мощную тепловую электростанцию для питания электроэнергией прилегающих районов братского Китая. Цурухайтуй снесли начисто, правда, чтобы не потерять название, недальнюю деревеньку, куда переселили часть жителей, назвали Новый Цурухайтуй. К Аргунску подвели железную дорогу — уголь возить на ТЭЦ, построили несколько десятков двух- и трехэтажных домов, посадили тополя по обочинам прямых улиц, замостили центральную площадь около исполкома и других советских и партийных учреждений, разместили поблизости от поселка штаб погранотряда. Получился не райцентр, а загляденье. Имелись все атрибуты настоящего города: районная газета «Аргунская заря», интеллигенция — инженеры с ТЭЦ, офицеры, учителя, врачи. Мужские развлечения: охота в степи, рыбалка на Аргуни, пикник с барашком — не проблема для уважаемых людей…
Потом отношения с Китаем испортились, силовые кабели, по которым электроэнергию гнали в Китай, на границе обрубили. ТЭЦ стала работать на четверть мощности, но все равно нагрузка для гиганта была маловата — главного потребителя не стало. Теперь станция обслуживала в основном поселок и прилегающие населенные пункты. Напряжение в сети поднималось по ночам до 250 вольт, ТЭЦ распирало от собственной не используемой силы. Поселок немножко захирел, но не слишком: укреплялась погранслужба, были собственные функции столицы района, кое-какая промышленность, овцеводство — все это не давало Аргунску совсем завянуть. Областное начальство выделило даже средства на телефонизацию. За несколько летних сезонов Аргунск связали со всеми окрестными поселками, в самом райцентре появились полсотни домашних телефонов, а на улице были установлены пять монетных автоматов. Действительно — центр, за «двушку» с улицы можно было позвонить любому абоненту районной АТС.
________
На вокзале в железнодорожной милиции Сережу ждал заказанный отцом билет на поезд Чита — Аргунск. Купейный, балует батя! Сережа забрал билет и через пять минут уже лежал на своей верхней полке и смотрел в окно. А еще через десять минут поезд тронулся и побежал сперва по городу, а потом между сопками, поросшими багульником. Чтобы лучше было видно, Сережа подогнул матрац и уперся подбородком в лакированную полку. Подбородку было не очень-то приятно, даже больно. Но эта боль нужна была Сереже, потому что немного отвлекала, притупляла волнение. Кто бы мог подумать, что он, взрослый парень, будет так волноваться перед встречей с родителями и сестрой! Вся московская жизнь улетучилась, стала нереальной, как будто не имела к Сереже никакого отношения. Танька, папаша ее, Москва, общага… Все ненастоящее, игра. Он в нее хорошо играет, но ведь играет, а не живет. Домой, домой. Отец, такой родной, такой верный и чудный. Мама, такая любящая, такая любимая. Райка, она как дочка, такая своя, дружок маленький. Ей, наверное, больше всех его не хватает. Не в том смысле, что скучает больше родителей, скучает-то она поменьше, помнит меньше, ребенок все-таки. Нет, а вот так, в жизни. Всегда на Сережу оглядывалась, и в школе, и во дворе, знала, что старший брат за спиной. А теперь как живет одна? Слезы выступили у Сережи на глазах, полка под подбородком стала скользкой, теплой и противной. Как-то в голове зашумело, затошнило слегка. Сережа слез с верхней полки и вышел в коридор. Голова закружилась сильнее, в глазах потемнело, и Сережа стал падать на пол, машинально уцепившись рукой за поручень внизу окна. Упал на пол, на спину. Наверное, даже сколько-то полежал, пока очнулся. Надо же, обморок. Первый раз в жизни! Хорошо, в коридоре — никого, только девчонка вылупилась из-за стеклянной двери в конце коридора. Рука болела, наверное, в поручне защемил, когда уцепился, и головой немного приложился. Чудеса. Скорей, привести себя в порядок, умыться, просморкаться.
________
Сережа с отцом сидели у костра на острове на Аргуни и ждали рассвета. Вообще-то, ловить рыбу на островах пограничники не разрешали. Иногда позволяли сено косить и давали сопровождающего. А так, как они, вдвоем поехать на рыбалку, на ночь — только отец мог договориться. С вечера расставили жерлицы на щуку, пару верш и три маленькие сеточки-«телевизора», а с рассветом собирались половить на удочку и на спиннинг. Настоящей сетью отец никогда не ловил, считал, что раз нельзя, то никому нельзя.